 |
| Р. М. Кучеренко |
Рассказы-воспоминания Раисы Мефодиевны Кучеренко
Дорогие читатели!
Предлагаю вашему вниманию небольшие, но очень интересные рассказы нашей землячки Раисы Мефодиевны Кучеренко. Они посвящены детству и войне. Война незримо присутствует в детских воспоминаниях автора. Прочитайте их, пожалуйста. Они того стоят.
Встреча на чужом вокзале
Хочу рассказать случай, который произошёл во время войны, когда уже бои шли за границей. Это рассказал мой двоюродный брат Тихон Михайлович Ткачёв.
Он служил в танковых войсках в звании майора. Их полк перебрасывали с одного фронта на другой, ехали они поездом. Эшелон пропускали под грифом «срочно», нигде не задерживали, поезд нигде не останавливали. И вдруг, на какой-то маленькой станции (он называл, но я, конечно же, уже не помню, так как прошло более 60 лет) эшелон остановился. Объявили: будет стоять 10 минут.
Тихон Михайлович (ему тогда было 30 лет) вышел в тамбур покурить, а потом, говорит, почему-то потянуло добежать до перрона и пройтись. Добежал и быстро пошёл. Впереди шёл офицер в звании полковника, в меру солидный, седовласый. Тихон Михайлович рассказывал: «Глядя сзади на этого военного, я почувствовал как вдруг у меня почему-то защемило сердце, захотелось его обогнать. Поравнявшись с ним, я громко и чётко сказал: «Разрешите обратиться, товарищ полковник!» Он остановился и, глядя на меня, сказал: «Обращайтесь, товарищ майор!» «Вы Ткачёв Михаил Николаевич?» Он побледнел, и вместо ответа распростёр руки и с криком «Тиша, сынок!» схватил меня в объятия, а я его, и, оцепенев, стояли оба рыдали…»
Они расстались, когда сыну было 12 лет. Отец влюбился в иногороднюю женщину и уехал с нею в город Кисловодск, и там у него была другая семья. А здесь, на родине, он оставил жену и двух сыновей, Тихона и Фёдора.
Говорить было некогда, сигнал к отправке. «Отец, мы не виделись 18 лет!» «Сынок, какой ты у меня красавец!» «Отец, я всегда тебя любил!» «Сынок, мне вас не хватало!» «Будь, отец, жив!» «Будь, сынок, счастлив! После победы встретимся!» Но до Победы Михаил Николаевич не дошёл. И встреча не состоялась.
Рассказывая этот случай, Тихон Михайлович плакал и говорил, что после этого чуда он поверил, что есть что-то свыше, и посылает нас, и заставляет…
Я не смогла описать тот душевный порыв, который охватил отца и сына, когда они прижались друг к другу. Всё написала сухим повествованием. Только факт. Но факт воплотившегося ЧУДА.
Мой вещий сон в детстве
Не дают мне воспоминания покоя! Вот опять вспомнилось из военного детства… Это было в феврале 1943 года, сразу же после взятия в плен немецкой армии Паулюса под Сталинградом.
Нарадовавшись такой победе, мы с бабусей улеглись спать на печке. Это было наше с ней спальное место. Перед утром мне снится сон: кладут меня на бревно, на котором мы рубим дрова, и кто-то отрубает мне голову, но я всё это вижу, и кровища льётся по бревну на снег. Я от страха закричала, проснулась сама, и бабуся с мамой кинулись ко мне: что случилось? Я рассказала, что мне отрубили голову, а сама плачу. Бабуся говорит: «Не плачь, моя дытыночка, цэ вищий сон! Будэ якась радисть!»
День прошёл в обыкновенных делах и заботах, а вечером сварили картошечку, зажгли керосиновую коптилку и сели ужинать. Никто ещё не успел ни разочку укусить, как раздался стук в дверь. «Входите!» - мама говорит. Дверь в эту комнату была двустворчатая, она распахнулась, и на пороге появился, как сказочный герой, в светлом тулупе и шапке-ушанке, весь заиндевелый, - дядя Гриша! Мазницкий Григорий Данилович, самый младший сыночек из семерых детей моей бабуси, Дарьи Фёдоровны.
Не было предела нашей радости! И бабуся говорит: «Ось и збувся сон нашый Раичкы! Похоже, у нэи будэ такый дар!» Бабуся как в воду глядела: мне в жизни редко снятся сны, но если что-то запомнилось, то судьбоносное.
А Григорий Данилович прискакал к нам на коне, чтобы повидаться и узнать, кто жив из наших, кого нет. Его полк за Сталинградскую битву получил звание гвардейского и горстку оставшихся в живых наградили отпуском (на сколько дней, не помню). А они, наши защитники – герои, отказались от отпуска, и решили сразу отправиться на Курскую дугу на помощь наступающей нашей армии. Там он и погиб, мой дядя Гриша. Имя его увековечено на братской могиле. Мой брат, Анатолий Григорьевич Мазницкий, был уже не раз в этих местах Великой Славы. Вечная память героям, ценой своей жизни защитивших нашу свободу и независимость. Наш долг, пока мы живы, не забывать их имена! С любовью ко всем живым и погибшим – Раиса Мефодьевна Кучеренко.
Москва 50-х годов ХХ века
Поездка в Москву
Это было в 1953 году. У нас в соседях жили муж с женой. Он был директором организации «Заготскот», закупавшей у населения скот для отправки в другие города на мясокомбинаты. В Сталинград – пешком около 200 километров, «своим ходом». Это значит, что стадо ведут так, чтобы животные могли пастись, так называемый «перегон с нагулом», скот прибавлял в весе. А в более отдалённые города отправляли по железной дороге.
Однажды Фёдор Иванович говорит: «Хотите подработать, поехать в Москву? Мы будем отправлять скот на московский мясокомбинат, а вы поедете сопровождающими. Каждому по вагону с животными. Ваша задача: кормить, поить и чистить. Перед поездкой скот взвесят и в Москве примут по весу. Как сработаете, так и получите». Конечно же, мы согласились, хоть у мамы было больное сердце, а у сестры – проблемы с ногой. В те послевоенные годы мы хватались за каждую возможность заработать для семьи копейку.
Мне достался вагон с проблемами: кроме других животных там были бык-производитель, привязанный прямо у дверей, и в самом дальнем углу вагона дойная корова, которую надо было доить два раза в сутки (иначе начнётся мастит, воспаление вымени, а это потеря веса). Огромный, с налитыми кровью глазами, бык головой упирался в одну стену вагона, а задом в другую. И мне каждый раз надо было его сзади отталкивать, чтобы пронести сено и воду другим животным, стоящим за ним. У меня на всю жизнь остался испуг от взгляда этих бычьих глаз, если увижу его во сне, непременно в течении трёх дней случится что-то плохое.
Я опускаю все трудности и страх тех десяти дней и бессонных ночей, которые невозможно описать в маленьком рассказе и которые можно понять, только их испытав. Помогли мне выстоять в этих трудностях моя молодость с девизом «Я всё смогу!» и наш бригадный метод: один за всех и все за одного. Наши вагоны на ночь загоняли в тупик, приходилось носить вёдра с водой издалека, через железнодорожные пути, а то и под вагонами, выстраиваясь в цепочку как на пожаре и передавая «хозяину» вагона, чтобы он поил скот. Страшно было, когда доила корову: товарные вагоны постоянно дёргались, отчего животные чуть не падают. Несколько раз при таких толчках меня корова придавливала к стене. Но Господь миловал, осталась жива.
Наконец-то Москва! Наши вагоны подтянули к разгрузочной площадке московского комбината имени Микояна. Это огромный многоэтажный комплекс, размерами которого мы были просто поражены: с одной стороны подходят составы со скотом (овцы, свиньи, лошади, коровы, верблюды), а с другой стороны комбината караванами выезжают машины с готовой продукцией.
Мужчины нашей бригады были недовольны, когда «главный» деньги разделил поровну. Они доказывали, как им было трудно погрузить быка в вагон. А он им: «Вы его грузили один час, а девчонка десять дней возле него была! Вы все от этого вагона отказались! Я сделал всё правильно!»
Впечатлений от этой поездки в Москву осталось много, но главное событие и цель Божественного Провидения для нашей семьи абсолютно в другом факте, который нельзя назвать другим словом кроме слова ЧУДО.
У мамы вагон тоже оказался не простым, но не в отношении скота или каких-то других трудностей. Мы с сестрой Марией иногда приходили в вагон к маме на обед, если наш состав долго держали днём в тупике. Один раз мама говорит: «Сегодня утром раскрыла кипу сена, раздала, села отдохнуть на следующую кипу и посмотрела на стену вагона. Сердце почему-то заволновалось, защемило. Прилегла, стала рассматривать доски. Там чего только не написано, и углём, и краской, и выцарапано чем-то острым! И вдруг на седьмой дощечке от верха вижу папину монограмму. Вырезано ножичком, очень чётко. Доска, конечно, потемнела, но рисунок видно и буквы понятны. А папа в одном из писем с фронта писал: «Когда нас везли на фронт, я в вагоне, на седьмой дощечке от верха, отступив от угла на свою ладонь, вырезал нашу с тобой семейную монограмму. Вдруг ты когда-нибудь увидишь».
Мы с Марией были потрясены. Рассматривали рисунок, протирали, гладили, целовали и плакали. Отец погиб, но это была встреча с ним, живым в прошлом. Вероятность встречи именно нас, его детей и жены, с этим письмом на просторах огромной страны, через такой отрезок времени была близка к нулю. Значит, это – ЧУДО! Создатель знал, что встреча будет и заставил отца написать таким образом последнее письмо в будущее.
Мама объяснила нам значение монограммы, которую они с папой называли «семейной печатью»: круг – семья, треугольник – отец, квадрат – дом и жена, три части круга – дети, буквы в соответствующих частях этих геометрических фигур – инициалы всех наших имён, родителей и детей. Сомнения не было. Да, это его послание! Не может быть, чтобы всё так точно сошлось в чужом рисунке. Мы удивлялись, восхищались и радовались, как велик и всесилен Бог!
С этим вагоном мы прощались и как с живым отцом, и как с обелиском на неизвестном захоронении фашистами нашего отца (он убитым попал в плен). Мы оплакали живой след нашего папы, бесконечно любившего маму и нас, его детей. Благодарю тебя, Господи, за то, что свиделись с живой душой нашего отца! Вечная память всем погибшим за свою Родину воинам!
Дедушка из моего детства
Сегодня с самого утра на меня нахлынули воспоминания из детства. Невозможно было удержаться, чтобы не записать одно из них.
Михайловка тогда называлась посёлком. Шла война. Я была первоклассницей. Мамочка мне из мешка сшила сумочку для букваря, тетрадей и пенала, где лежал карандаш, красиво заточенный мамой очень острым сапожным ножом (мама работала сапожником). У меня была даже резинка, которую мамочка выменяла у старьёвщика на рваные галоши. И каждое утро бабуся наша пекла оладушки: варёная толчёная свекла, мука из желудей, жменька отрубей, немножко молочка. Пекла на сковороде, смазанной салом. Запах был вкусный, но глотались трудно. По два оладушка давала нам в школу с собой.
Вход в школу был не с улицы Народной, как теперь, а со стороны рынка, проходя маленький переулочек, с улицы Ленина. На пересечении улицы и переулка стоял пожилой дедушка, просил милостыню. Он был худощавый, стройный, седой, с очень красивым лицом! И был похож на икону Николая – угодника.
Я своих дедушек не знала, они погибли рано, в революцию, в 20-е годы, поэтому привязалась к этому чужому дедушке всей душой. Мне было так его жалко! И я в школу не шла, а летела от радости, что у меня есть что-то дать ему. Сначала он брал и благодарил, а потом стал расспрашивать, с кем живу, кто и где работает, в общем, всё о семье. А как он меня благодарил! «Ах, ты ж, моё солнышко!» «Ах, ты ж, добрая душенька!» «Ах, ты ж, мой спаситель!» «Передай мой поклон твоим маме и бабусе!» Потом стал отказываться: «Спасибо тебе, детонька, мне уже помогают другие люди, а ты ешь сама!» Я стала плакать, и говорю: «Я же дома съела завтрак, а это Вам, дедушка!» Тогда он говорит: «Если ты плачешь, то давай с тобой делить пополам бабусин завтрак. Это будет по-честному». И я согласилась. Дружба эта длилась до весенних каникул. После каникул он больше никогда не появлялся. Я всё детство и подростковый период не переставала его ждать и надеяться. Но угол оставался пуст.
И до сих пор он у меня в душе живой: весёлый, красивый и приветливый. И когда о нём вспоминаю, говорю: «Царствие тебе небесное, дедушка!» …Дедушка моего детства…
Автор – Раиса Мефодиевна Кучеренко
Комментариев нет:
Отправить комментарий